Новомученики, исповедники, за Христа пострадавшие в годы гонений на Русскую Православную Церковь в XX в.

(c)ПСТГУ,ПСТБИ (c) Братство во Имя Всемилостивого Спаса
Home page NIKA_ROOT INDEX Публикация "Яко мзда ваша многа на небесех..."// Московский Церковный вестник. 1999. N.17. Дела okn.43 => okn.43 ПЕРИОДЫ ЖИЗНИ
4
Служение
    Служение
    Москва, Марфо-Мариинская обитель милосердия 
    архимандрит 
    Должность=духовник обители 
    Год окончания 1923 
    Протоиерей Квинтилиан, духовник о.Сергия в последние годы его жизни, писал о нем:
        
    "Было время, когда этот дивный старец был известен как выдающийся, даровитый
         и усерднейший служитель святого алтаря, в личной жизни с уклоном к подвижничеству...
         В расцвете лет своих из рук святого Патриарха Тихона он принял монашество
         с именем архимандрита Сергия. Супруга его тоже принимает монашество с именем
         Елизаветы.
         По своей внешности он был очень красивый. Может быть, поэтому он был особенно
         строг к себе и другим. Однако его строгость никогда не переходила в суровость,
         и доброта его никогда не переходила в сентиментальность.
              "Мы его очень любили, и в то же время очень боялись", —
         говорили сестры Обители"...".
    Из воспоминаний матушки Надежды (Бреннер):
        "Бывало, кто-нибудь батюшке кается, а он: "Ты не святая". Больно добр был,
         никого не обличал. Но так тонко даст понять, без всяких слов и действий, что
         человек что-то натворил. Простое обыкновенное слово скажет, не обличительное
         какое-нибудь, но оно сразу человека приводит в сознание. Батюшка был в этом
         деле чудотворец — сумеет и не обидеть, ни словом, ни делом, ни взглядом,
         но действует очень чувствительно: "Батюшку обидели, батюшка огорчился!"...
         Такую незлобивость, такую силу духа Бог ему даровал!
         ...Ни на что не сердился, ничем не возмущался. Батенька, батюшка наш, как
         он огорчался! "Не могу я быть духовником строгим!" — "Батюшка, а вы начните,
         попробуйте!..." — "Что?... —  Слово скажет, уже в глазах смех. — Умрете еще
         со страху, за вас отвечать" ... Уж так-то мы его никогда не сердили!
         В раю я не была, не знаю, как, но думаю — похоже, как рядом с ним жить...
         В случае нападения помыслов он советовал бороться молитвой. Даже "Господи, помилуй",
         если сказать от сердца — вот и принято. Каждый день исповедовал. Вечером, перед сном.
         Если хоть что-нибудь чувствительное — так спать не ложились, шли на исповедь,
         или, если возможности нет, записывали...
         Проповеди его известны были. Очень просто говорил, но все к месту, так что
         ни прибавить, ни убавить...
         Он вроде для всех был одинаковый, да мы были неодинаковы. Насмехались:
         кротость какая! А он и вид, наверное, не показывал — как же он вид покажет,
         какой же он духовник! Такой доступный был — таким басурманкам, как мы, достался
         такой кроткий пастырь!... Я всем пример была по басурманству. Духу кротости
         во мне и в помине не было.
         Любил, чтобы была между нами любовь... "Как я радуюсь, когда вы дружные, и как
         тяжело, когда поссоритесь! Старайтесь быть в мире!"".